Сходить на мирную акцию и загреметь на сутки - детальный лонгрид о пережитом опыте "зазеркаля" от задержания до суда

4 years ago

"Гулял" себе нормально и раньше, но 31 января меня задержали в Питере возле ТЮЗа. Никак не выделялся: не скандировал лозунгов, не наносил вред имуществу, был в маске и перчатках. В момент задержания я и моя девушка просто стояли на тротуаре справа от входа на площади к Театру Юного Зрителя возле ёлки. Мимо нас шмыгали росгвардейцы, омоновцы и полицейские в полной амуниции. Рядом не было почти никого в радиусе 30 метров, несколько безобидных зевак как мы и пробегающие мимо люди в форме. Толпа уже разошлась сама или разбежалась недавно от преследования. Иногда «космонавты” вели под руку людей, почти все из которых полностью не сопротивлялись. Не знаю по какому принципу хватали людей, потому как я видел, что ведут их откуда-то издалека, а мы к ТЮЗу подошли только что. На нас “зачищики» не обращали никакого внимания около двадцати минут, пока мы просто стояли в стороне.

Мы уже собирались уходить, но к нам подошли репортеры и попросили дать интервью о том, почему мы здесь находимся, сразу направив камеру на меня. Я немного замешкался и только попытался сказать, что мы здесь мирно как граждане находимся, потому хотим защитить свои права и, вообще, гуляем себе просто в выходные, — как меня и оператора схватили под руки и повели в автобус. По пути спросили, есть ли у меня с собой запрещенные предметы: оружие, наркотики, колющие-режущие. Я сказал, что нет, на что получил ответ — отлично.

В обычном рейсовом автобусе, уже заполненном людьми, меня встретили четверо полицейских: трое в полном обмундировании и начальник в кожанке и полицейской папахе-ушанке. Им пытался что-то доказывать буйный на слова парень, которому росгвардейцы или омоновцы порвали куртку. Смысл его месседжа был в том, что росгвардейцы нелюди, которые провоцируют и готовы бить женщин, стариков и детей, на что полицейские особо с ним в дискурс не вступали, и говорили, что они здесь отвечают только за себя — мол, все люди разные, они здесь ничего такого не видели, у них работа другая. Парню намекнули, что если никто не будет особо выступать, то нас может и освободят минут через пятнадцать. Отчасти это воодушевило автобус, половина из которого возмущалась, тем, что взяли ни за что, однако, всё же мы не особо поверили.

К автобусу подбегали прохожие, пытаясь узнать, за что взяли их близких, среди них была корреспондент, из-за внимания которой меня и повязали, — она пыталась вызволить своего оператора, у которого не стали смотреть пропуск прессы и разрешение на съемку; среди них же была и моя девушка, которую не взяли в другой автобус, просто потому что кончилось место и тогда, прекрасно зная, что она ничего не совершала — они же её и брали — ей было сказано, что раз места в автобусе уже нет (видимо норма по задержанным была выполнена), она может тихонечко идти по своим делам. И так она и другие, которых брать уже было не нужно, потому что KPI выполнен, оказались свободны, а мы все задержаны. В общем, всем этим людям снаружи ничего добиться не удалось, единственное что им тоже предлагали пройти в автобус уже по своему желанию — так поступила одна девушка, у которой взяли парня (позднее она одна из первых между выбором 10 или 20 тысяч штрафа платить, созналась, что нарушала какие-то правила, была вывезена из участка в суд, осуждена и освобождена вечером в тот же день).

Минут через пять мы тронулись кататься по городу. Буйный словами парень всё не унимался доказывать полицейским свою правоту, несколько человек стримили из автобуса в разные социальные сети, человек десять активно возмущались в пустоту, одна девушка правозащитница ходила по автобусу, записывая и отправляя имена и годы рождения задержанных в ОВД инфо бот, и агитировала оказывать поддержку по делу Дмитриева. Примерно через полчаса полицейские узнали куда мы едем и радостно объявили всему автобусу, что повезут нас в 85 отдел полиции в город Ломоносов. Соответственно, это вызвало у всех всплеск эмоций от иронии до сатиры негодования. Ехали мы медленно, явно не стараясь пользоваться прямыми путями. Парень в порванной куртке своей настойчивостью в итоге вызвал эмпатию у полицейских, и они, став более откровенны, начали косвенно подтверждать его огрехи в сторону росгвардейцев, но при этом старались лишнего не сказать. Вели они себя, вообще, достойно. По виду им было лет 40-45 солидные дядьки, у которых дети, которые тоже в этих же акциях могут участвовать и, вообще, они всё понимают, просто жизнь такая — в системе мол служат и не виноваты, просто работу свою делают.

К слову, почему мы вообще, "поперлись" к татру. Когда мы уже после акции реально гуляли и уткнулись в препятствие из полицейских и автозаков возле театра, обойти которое можно было только развернувшись или взяв квартал влево или вправо, один из мужчин тоже застопорившийся рядом с нами, спросил у полицейских в полном правоохранительном обмундировании: как нам пройти? На что получил ответ, что идти можно прямо через заграждения и нам-то мол они точно ничего не сделают. Однако, мы трактовали сказанное неверно. Во-первых, мы стали глазеть. Во-вторых, нам же было сказано, что именно «мы» вам ничего не сделаем, что следовало бы трактовать либо как — конкретно эта группа полицейских нам ничего не сделает либо «мы-то полицейские вам ничего не сделаем, а вот за омон и росгвардию не ручаемся» — но, чего поделать — мы трактовали сказанное слишком широко, почувствовав свою безопасность, тем более что на нас были зимние перчатки и маски, и, как я сказал, мы никакой протестной активности не проявляли, стояли поодаль от любых других людей и просто глазели, сочувствуя тем, кого забирали.

Эти мысли проносились у меня в автобусе. Я думал: ну зачем ты вообще стал говорить с журналистами? Ходил же себе нормально, а тут вот забрали. Если теперь второй раз заберут, уже проблемы будут. В общем, отбросив от себя такие мысли и став думать, что всё это урок и малодушничать не нужно, я уткнулся в окно автобуса.

В какой-то момент, ещё в черте города, когда мы притормозили на светофоре, резко открылись задние двери и народ массово побежал из автобуса. Убежали примерно две трети. Во-первых, полицейские абсолютно ошалели от происходящего. Во-вторых, когда они закричали водителю, открывай переднюю дверь — а все они стояли именно у передней двери, то прошло ещё несколько секунд прежде чем водитель открыл вообще все двери автобуса. Двое полицейских по периметру осталось нас охранять, остальные побежали догонять. Догнали двоих, привели обратно. Про остальных забыли, как и забыли, вообще, про то, что кто-то сбежал, потому что работа именно этих полицейских заключалась в том, чтобы нас доставить, и они, конечно же, подставлять себя не хотели. За что им человеческое спасибо.

Те, кто как и я остался и не бежал, думали: а чего бежать? мы ничего не совершали, сейчас нас привезут, оформят быстренько и домой отпустят. Наверное, так мы еще никогда не заблуждались. Нас доставили. Вывели по одному и поместили в какую-то полицейскую прихожку для массовых задержанных, которым пока еще ничего не предъявлено. Здесь уже были несколько волонтеров с едой и водой — спасибо им, и та самая журналистка, которая все пыталась высвободить своего оператора по журналистскому блату. Выглядели они оба и вели себя, честно говоря, слегка неприятно, потому что демонстративно не разделяли своей участи с нами всеми, афишируя свое журналистское превосходство и то, что их задержали неправомерно и скоро 100% отпустят и еще извинятся. Как будто нас задержали правомерно? Часа через два этого оператора и правда отпустили.

Каким-то неясным образом вперед пустили несколько особо не выделяющихся и как-то радостно-смотрящих на всех людей из группы задержанных. Они вместе с другими обычными задержанными первыми в очереди проследовав за полицейскими оформляться на второй этаж, уже примерно через полчаса с разницей минут в пять стали выходить друг за другом, один из них ехидно помахав нам какой-то бумажкой сказал: «Ладно, пока, удачи, ребята!» — кто это был, я до сих пор не знаю, как и не могу утверждать, что эти люди являлись засланными провокаторами, которых как задержали — так и отпустили — с гуся вода… Могу лишь сказать, что со всеми другими доставленными дела обстояли гораздо сложнее и дольше.

До меня очередь подниматься наверх дошла примерно часа через три. А за мной были еще люди. И самое интересное, что за нами следом на улице стояли еще два автобуса с задержанными, которые ждали своей очереди и, видимо, частично начали оформляться ещё в автобусах. Незадолго до того, как меня и ещё четверых увели давать объяснительную на второй этаж, к нам вниз приходила какая-то женщина, которая не представившись и демонстративно игнорируя просьбы это сделать заполнила какие-то листы с нашими именами, мотивируя это тем, что, если мы хотим освободиться сегодня скорее, то лучше сделать это. Одновременно, имел оплошность подойти к нам и оставить на столе рапорт о нашем задержании тот самый полицейский начальник из нашего автобуса — здесь он был не местный и консультировался постоянно с кем-то о том, как этот самый рапорт составить. Позднее к нему подошел начальник из второго автобуса с шутливо-тупой фразой: «Ну чё покажите чё писать-то, как рапорт надо заполнять?» — мы все образованные и интеллигентные люди, не смогли на этот раз удержаться от массового поржать на тему — дай списать. К тому времени все мы стали относиться к ситуации иронично, поскольку поняли, что это лучший вариант. Однако, это же сыграло с нами злую шутку, когда мы попали наверх давать объяснительную.

В кабинет мы зашли впятером. Я первый на очереди сел на стул сразу напротив стола допрашивающей полицейской, трое уселись на стульчики вдоль стены и один подпирал стенку в проходе. На вопрос об улице, на которой я проживаю: я назвал Толубеевский проезд, полицейская лет тридцати в модных очках со стразами, без погонов на форме, спросила как пишется эта улица, на что я попытался сказать через «о» и «ее», но кто-то из ожидающих сказал, нет, через «у» и «ии», кто-то другой сказал, что это вообще не в Питере, а дальше последовали уже панчлайны и все засмеялись, отчего полицейская сделалась злой и очень серьезной, сказав: «Следующий, а ты в конец очереди». Следующим был парень, которому бегство из автобуса не удалось по причине того, что он уронил рюкзак, — у него с собой оказался только медиполис. Его он очень весело и предъявил вместо паспорта, отчего еще сильнее разозлил полицейскую и тоже отправился куда подальше вслед за мной. Впрочем, вскоре его увел к себе другой дознаватель. Дальше на стул села женщина лет 35-40, которая абсолютно интеллигентно сказала, что будет пользоваться 51 статьей Конституции и не станет свидетельствовать против себя, чем вызвала очередной всплеск гнева. Она же бесперспективно пыталась узнать имя и звание полицейской, пока первая из нас не была вынуждена полицейской подписать документы и отправлена ожидать. Следующий мужчина, как я понял, был ее муж. Он последовал её примеру, но ему удалось разглядеть в мелком почерке слово сержант, фамилию же он разглядеть не успел. Так же он не хотел отдавать паспорт, что было абсолютно законным желанием, но был жестко поставлен перед фактом того, что отдать его все-таки придется.

Паспорта заставляли отдавать всех. Всех же под угрозой посадки в камеру на двое суток заставляли «катать пальцы» и «фоткаться» — фотографироваться на фоне мерной полицейской линейки. Мне запомнилось, как один парниша угарал и делал селфи с этой линейкой. Сделать селфи ему, собственно, с радостью помогли полицейские, которые спустя время тоже перешли в режим угара и открыто подкалывали нас. Позднее, я обнаружил этого веселого парнишу всё таким же веселым в камере. У него, видимо, за хорошее настроение даже не забрали телефон. Эта атмосфера веселья стала вызывать у меня опасение ещё в тот момент, когда впервые разозлила полицейскую.

Последний человек из нашей партии был, судя по всему, другом семейной пары описанной ранее. Он сообщил, что является предпринимателем, что он просто гулял и на вопрос об участии в митинге сказал: нет, — затем запнулся и поправился, что отвечать отказывается. Позднее, смотря на то, как сержант неуточнённого ранга записывает его изречение в протоколе, он с изумлением удивился:”А что прямо так можно писать? ” На что получил сухое «да», сверил документ и подписал.

Моя тактика была схожей. Уточнив, как пишется Толубеевский проезд, я сообщил, что гулял, и отказался отвечать на вопрос о митинге. Во-первых, этот вопрос звучит слишком радикально: ”Принимали ли вы участие в несанкционированном мероприятии в поддержку А. Навального? ” — мне сложно сказать, что я сторонник Навального. Для меня он скорее историческая фигура в Российском политическом процессе, но не политик, которого поддерживаю именно я. Хотя сложно сказать, что я не поддерживаю его борьбу именно как гражданина и человека. В то же время, гулял я именно выражая и защищая права и свободы свои и граждан РФ в целом, а не конкретно Навального. Я искренне считаю происходящее с ним чистой политикой за гранью добра, зла и закона. Во-вторых, нельзя «правильно” ответить на этот вопрос ни да ни нет. Почему нельзя сказать “да» — я написал выше, почему же нельзя говорить «нет»? Потому что первое — это полуправда, второе — это никак нельзя доказать; а вот полицейские с легкостью смогут доказать обратное. Ведь я, как и все, кто гулял по центру в день митинга, были многократно зафиксированным камерами.

Вообще, так как я был задержан доставлен и вновь задержан (пока нас везли и до момента с объяснительными, нам говорили, что у нас нет статуса «задержанные”, а есть только какой-то странный статус “доставленные») я уже являлся виновным во всем, что только мне могли вменить по умолчанию. Потому что никто в итоге не разбирался буйный ты участник акции или нет, шел мимо или скандировал, сопротивлялся или нет — статья по которой проходили наши три автобуса в 85-ом отделении полиции одна — 20.2.2 КоАП — по ней мы и организаторы, и участники, и беспорядки устраивали, и нормы COVID-19 нарушители и неважно абсолютно, в чем именно из этого нас обвиняют. Я лично, не считаю себя, виновным ни в чем из этого, поэтому спустя еще три часа, когда мне показали протокол, я так и написал в нем: «виновным себя не признаю, поскольку не нарушал 20.2.2 КоАП».

Тогда же, когда нас выпроводила женщина полицейская и направила снова в толкучку на первый этаж, я сел перекусить привезенными волонтерами сендвичами и разговорился с парнем, у которого был только медиполис и молодой девчонкой, которая ждала мужа. Это была та самая девочка, которая запрыгнула в автобус за ним, чтобы не оставлять его одного. Конечно же, выглядели они самым мирным и не вызывающим образом, скорее напоминая ботаников аспирантов, чем лиц представляющих как-то угрозу. Девчонка рассказала, что во всем призналась. Мы, сидевшие там, от недоумения рассмеявшись, спросили: ”А в чём? ” На что она ответила: ”Ну, что я принимала участие в митинге”. Комментировать это или добавить особо было нечего. Скоро появился и её муж, который виновато сказал: «Ну, раз жена во всём призналась, то мне тоже пришлось теперь во всём признаться, чтобы показания не были ложными».

Эту самую девочку скоро увезли (что с ней было в суде, я написал в самом начале), а нас перенаправили в другую комнату побольше, где в три ряда стояли стулья, а перед ними висел портрет Путина года так 2004. На левой стене был стенд примерно такой же давности с черно-белыми министрами МВД начиная с 1954 года. На правой относительно-новые, но уже потрепанные парадно-пафосные слова о гордости и важности полицейской службы, о защите закона и порядка, о воинском долге и прочее и прочее. Правее была скромная доска памяти с двумя фотографиями, видимо, погибших, при исполнении служебного долга — эта вещь, единственная вызывала уважение и была лишена любых комментариев. По поводу портрета Путина же шутил всякий вошедший. Общим мемом стало то, что мы сидим в кинотеатре и смотрим один канал, который нельзя переключить. Выражение Путина на этом фото было ещё далеко не царственным, он смотрел вправо, выглядел молодовато и как-то неестественно, поэтому мы позволяли себе заметить, что он стесняется тех пафосных слов на стене справа, куда падает его взгляд.

В комнате перемешались уже люди из всех трёх автобусов. И когда, мы из первого автобуса, заметили полицейским: почему мы, собственно, ещё здесь? Получили ответ: нет, нас здесь уже нет, первый автобус давно отпустили. Минут пять мы пытались переварить эту реальность и, когда не свыклись с ней, то подошли ещё раз с тем же вопросом. На что получили ответ: вас много, ждите. Атмосфера стала всё более извращенски изощренной, потому что время перевалилось сначала за 10, затем за 11, а вскоре и за 12 вечера — полицейские, особенно помоложе, вызванные на работу в выходной, хотели домой, злились на начальство, за его спиной ругались, делили смену, которую кому-то из них должны были поставить на завтра, а злость срывали на нас, откровенно глумясь. Ко мне трое подошли «поугарать», пытаясь узнать какого бренда моя спортивная куртка: “(первый) Чё это за лейбл и где, чё, почём брал? Ха-на не хочешь пластилин помять? На, помни, знаешь как успокаивает, капец. Да чё ты на, на пластилин держи, вот видишь он тоже мнет. — (второй) Ха-га внатуре успокаивает, я тебе отвечаю, у меня уже пульс 20, давление 60 ха-га — (первый) Ну так чё за куртка-то? — (третий молчал)” Я пытаясь вести себя адекватно и дружелюбно, будто случайно был атакован гопниками, сказал, что не знаю бренда, просто взял куртку в секонде и вскоре был оставлен в покое, как субъект с которым особо не получается приколоться.

Однако, такие пару, с которыми получается, нашлось среди наших задержанных, и они-то вывели сотрудников, приставленных к нам на разговор. Один (второй) сказал в процессе: “Ну я тоже думаю, что на акции в этот раз было не 100, а человек где-то так… э-э-э…105-106…-107, — (второй и первый) ну главное чтобы смысл в этом был какой-то, — (первый)я понимаю, что вы все мирно ходите, только я не понимаю, если вы все здесь такие убежденные, так чё вы сразу не признаетесь? Получили бы свой штраф и шли отсюда. Был бы я помоложе лет на пять, так может быть тоже с вами там был”. На что ему возразили, что штраф минимум десятка, а бывает и двадцать, и тридцать, и даже заключение дают. Но сотрудник легко парировал: «Так чё двадцатка это деньги что ли? Вы чё заплатить не можете?» Этим мы были подавлены. Ответить особо было нечем. Он явно брал нас на понт и некоторые даже взялись, сказав: «Типа, ну да, так-то не слишком большие деньги, .. можно и заплатить».

Вымораживало, что эти же полицейские помоложе в здании в нашем присутствии курили айкос, при этом запрещали выходить курить остальным, иногда издеваясь, мол: «Можешь в форточку покурить», — когда человек подходил, продолжали: «Только штраф будет 3 косаря». Эти же полицейские открыто матерились, реально в какой-то момент превратившись в гопников, испытывающих свою власть над нами. В час ночи, когда нас оставалось уже 6 человек, особо ждущих копии своих протоколов, и начальство решало, кого же из нас закрыть на ночь, то приставленные к нам, узнав, кого уже можно отпускать, предложили моему новому другу игру: «Скажи три скороговорки и будешь свободен, только не кое как, а прямо нормально, как перед дедом морозом». На что он не с первой попытки, но, вспомнив про Сашу на шоссе, дрова на траве и лавирующие корабли, был отпущен.

Я как продолжающий особо ждать копии своего протокола, был в итоге задержан на ночь вместе с ещё одним парнем и той самой женщиной, которая решила пользоваться правом не свидетельствовать против себя. Основание нашего задержания было следующим: «Мы имеем право задержать вас до решения суда». Меня поместили в камеру два на два с деревянной лавкой шириной от моего локтя до середины мизинца и длинной, в которую упирались мои голова и ноги, когда я лег, чтобы заснуть. В камере жутко воняло годами немывшимися бомжами, так что по-началу даже жгло глаза и ноздри, отчего я постарался сразу успокоить дыхание и дышать неглубоко, в углу напротив была лужа, как я понял, это была моча предыдущего сидельца. Я постарался поскорее уснуть и воспринимать все происходящее как необходимый опыт и большой урок, вспоминал шутки и идеи, обсуждаемые вместе с ребятами, когда мы сидели в комнате-кинотеатре на Путина. Запомнилось, как я считал экономику подавления протеста и наше обсуждение дурацких лозунгов, вместе с шуточным предложением разместить заказ на фриланс-бирже на копирайтинг нормальных лозунгов для акции, а затем и шутки про всевозможные отсидки за это как для заказывающих, так и для автора, и, в особенности, для исполняющих.

Только я уснул, как привезли особо буйного персонажа, который крыл матом всё, издавал звуки шаманов всех народов мира на громкости домашнего кинотеатра при камерной акустике, ходил под себя и бился головой о стены. Для него даже специально освободили камеру, в которой сидел один из наших. Нашего то ли просто выпустили, то ли отвезли в какое-то другое отделение. Этот персонаж, грозя убить всех полицейских и их родственников, а временами и своих тоже, обделавшись ещё пару раз под себя, наутро совершенно протрезвел и был выпущен полицейскими, заступившими на утреннюю смену. Начальник полиции выписал ему штраф на 500 рублей и отпустил домой. Другой сотрудник дал ему свои тапочки, потому что задержанный был босым, так же ему дали плед, потому что верхней одежды у него тоже не было. Полицейские предлагали ему позвонить домой жене или маме, чтобы те принесли ему одежду, но тот отказывался — видимо, было стрёмно и стыдно. Так и ушёл, прощёный всеми, обогретый и со штрафом в 500 рублей, а мы как самые злостные преступники — враги режима — остались сидеть дальше абсолютно игнорируемые.

Вступившие утром на службу опасались разговаривать с нами и тем более проявлять к нам какую-либо эмпатию. Очень чувствовалась их скованность. Когда суд не настал ни в 10, ни в 12, ни в 14 часов, простите, утра, я попросил вывести меня в туалет. Это зрелище требует отдельного описания лучшими импрессионистами, я лишь ограничусь тем, что стыдно видеть такой туалет в здании российской полиции, — причем это туалет не для задержанных, а вообще для всех. Хорошо, что мне не хотелось туда часто. За сутки нас не кормили и не поили. Я особо не отчаялся, потому что обрадовался возможности провести сухое голодание, которое иногда практикую, правда, обычно я пользуюсь такой опцией в долгих перелетах с несколькими пересадками, заодно экономя деньги на питании в аэропортах.

Поняв днем, что судить нас сегодня, может и не собираются, я решил взять максимум от своего пребывания в этом месте, слушая разговоры полицейских и медитируя. К уроку с репортером прибавился урок с побегом из автобуса без последствий, урок с юмором, который злит полицейскую и урок с отказом по праву отвечать на вопрос, урок с ожиданием протокола в попытке добиться своих прав. Я забавил себя, продолжая упражняться в подсчете экономики подавления протеста: примерно 1000 задержанных, по умолчанию все виновны, штрафы от 10 до 30 тысяч — допустим, что среднее значение штрафа 15 тысяч, тогда получается, что выручка от мероприятия 15 миллионов. Предположим, что в разгоне участвовало 1000 сотрудников разных мастей и их средняя премия за это около 5 тысяч рублей, понятно, что кто-то получил 20 тысяч, а кто-то всего по косарю, но возьмем среднюю в 5 тысяч, тогда издержки на оплату труда около 5 миллионов, еще 5 миллионов на спецтехнику, получается, что 5 миллионов прибыль. Почему? Потому что другие издержки итак у них постоянно есть. Получается, что на одном задержанном заработали 5 тысяч. А какой ретеншн? И здесь я уже смеялся про себя во весь голос, так что мой вайб надолго пропитал камеру. Надеюсь, следующим сидельцам будет в ней уютнее.

Все стены камеры исцарапаны надписями про ментов, воров и всякое такое. В одном углу вмонтирована видеокамера, а в другом микрофон, так что я был под колпаком. Вместо сетки в верхней части двери было оргстекло, так что мне было слышно и видно то, что происходило в полицейском участке. С самого утра я наблюдал за их работой: дежурный сидевший на телефоне время от времени курил айкос, принимал звонки, отзванивался, в норме повышая голос, грубя, а со своими и матерясь. Как я понял, он там был кем-то вроде таск-менеджера, принимал и распределял задачи: кто на каком бобике куда поедет и чего там должен сделать, отрапортовал вышестоящему начальству чего сделано, иногда чего-то согласовывал — было видно что голова его кипит от этих постоянных входящих и исходящих. Я еще подумал: ну не сложно же это все автоматизировать… Другой сотрудник постарше, разговаривал повежливее и постоянно ксерил протоколы, звонил куда-то и спрашивал про суд, снова ксерил проколы, снова звонил и так весь день, еще была женщина, которая весь день сидела за компьютером и молчала. Время от времени в пространство вторгались разного рода люди в форме и без, мочили шутки, курили айкос, обсуждали кто какую тачку купил и за сколько продал старую: «Ты че за сколько свой финик скинул? Да я его видел, номера 335 твои же? Че за восемьсот? Дороже? Ну норм…» Иногда заходил начальник постатнее и поплнее, — тогда вели себя строже, особо ничего такого не позволяли.

Наконец, в 6 часов вечера, когда я уже посчитал retention поступлений от разгона митингов, обмозговал воронку из участников в задержанных и прикинул прибыли и убытки в целом, поняв, что подавление протеста, вообще, дело прибыльное и подписочная модель на нём неплохо работает, особенно, когда за привлечение клиента платишь не ты, а в прямом смысле твой конкурент, — меня и ту женщину, что отказалась лжесвидетельствовать, повезли в суд двое «новеньких» полицейских, доброжелательных и с улыбками. Надо сказать, что в 85-от отделении полиции Санкт Петербурга ни мне, ни другим задержанным, не удалось узнать имена, фамилии и звания сотрудников. Разве что приходилось запоминать как они сами себя называют, но простите мою память. Запомнил только что протокол мне проносил подписывать то ли Андрей Сергеевич то ли Сергей Андреевич и то, могу ошибаться — они игнорировали любые просьбы представиться. Мы, задержанные, для них, особенно в первый день, были противной возней, клоунами, врагами режима и относились к нам соответственно. Мне вернули вещи и телефон, сказали, что зашнуровать кроссовки, я смогу в машине (шнурки отбирают, чтобы не повесился в камере) и: “Вообще, давай быстрее поехали — суд ждет”. Это не помешало сотруднику по дороге забрать ребенка из садика и отвезти его домой, а потом мы поехали в суд — ничего против не имею, человеческое дело.

Суд располагался недалеко от Ломоносова — Петродворцовый районный суд. На втором этаже суда между полной женщиной форме с очень большой и доброй овчаркой и тремя другими судебными полицейскими непрестанно отпускающими шуточки-прибауточки сидело человек 9 и все из нашего автобуса. Оказалось, что их тоже не отпустили домой, а увезли вечером в другое отделение. В отличие от нас их кормили и поили. Надо отдать должное полицейскому постарше в 85-м участке, который ксерил бумажки, потому что перед тем как нас забрали в суд, он сказал, что если сегодня не отвезут туда (а дело к этому шло), то он закажет нам еды.

Народ в суде сидел не особо веселый, потому что оправдательных приговоров не было — по умолчанию все были виновны. И нам всем тем, кто уже отсидел сутки предлагалось признать свою вину по максимально расплывчатой статье 20.2.2. КоАП и в качестве меры наказания отсидеть сутки — т.е. зачесть сутки, которые мы незаконно отсидели за сутки реального тюремного заключения. Половина людей на это соглашались, а половина — нет, потому что был второй вариант перенос суда, но тогда сутки, которые мы провели незаконно сгорали. Скоро и я попал в этот театр абсурда в комнате размером примерно метров пять на пять, где был только я, судья и еще какая-то женщина, непроронившая ни слова. Судья была лет сорока, с короткой стрижкой, довольно красива, в очках элегантно приспущенных к середине носа. Когда она говорила, то раскачивалась, выпадая на меня и тряся туловищем как птица. Все началось сразу с порога, как только я вошел. Судья была моим обвинителем, заявив, что время позднее и у меня есть два варианта… дальше цитатой: "Итак, у вас есть два варианта. Либо вы признаете свою вину и идете домой, потому что я назначаю вам сутки наказания, которые вы уже отсидели, либо вы не соглашаетесь, и тогда каким-то образом оспаривание свою вину, но ваши сутки сгорают, однако, я по прежнему могу посадить вас, вам кстати нужен адвокат? А у вас что есть деньги на адвоката? Я не знаю каким образом вы можете доказывать свою невиновность, вас там пятьсот человек гуляло. Вы понимаете, что ваши сутки сгорят? На следующем заседании вам грозит штраф в размере от 10 тысяч рублей, вероятно 20 тысяч, но может быть и больше или заключение до 15 суток. Вы можете признать свою вину сейчас и отправиться домой из зала суда. Я не знаю, как вы собрались доказывать свою невиновность, я вам скажу — никак — это сделать нереально. Но, если вы хотите, то можете попробовать, тогда пишите вот здесь в этой бумаге, что вы просите перенести судебное заседание. Ничего страшного, что она последняя, пишите на ней. А вы на него явитесь? Я не знаю, должны вы на него являться или нет. Но вы же, наверняка, сбежите? Явитесь? Отлично. Если не явитесь, ничего не будет, наказание то же самое, однако, если я вынесу вам заключение под стражу, то вас будут преследовать. Вы не в Петербурге постоянно проживаете? В гостях? Просто любите путешествовать? Отлично, это ваше право, я против этого ничего не имею. А в какой другой город собираетесь после Санкт-Петербурга? А, вы такое не планируйте, ну здорово, тогда всего доброго…"

Уже ничему не удивляясь, потому что я успел за это время привыкнуть к зазеркалью, я вышел из комнаты суда, показал полицейскому бумагу о переносе и получил добро на отправку домой своим ходом. И тут я опомнился, вновь вынеся урок, — во всем этом цыганском шабаше мне так и не дали копии моего протокола — у меня нет даже копии дела, хотя я многократно об этом просил и мне все говорили: подождите, подождите, а потом уже посидите, посидите, мы вам выдадим потом. В итоге, я попытался вернуться, чтобы в комнате суда взять свои копии материалов дела, по которому меня судят. Меня развернули и направили в канцелярию на первом этаже. Я пришел к этой самой канцелярии, но она, конечно же, не работала, потому что уже поздно. Да и откуда бы там могли взяться материалы моего дела, если они были в суде на втором этаже вот только что пару минут назад?

Поняв всю бесперспективность ситуации, я уже подумал, что лучше бы согласился на сутки. В конце концов, быть политическим заключенным в России престижно во все времена — это своеобразный знак качества для любого уважающего себя писателя, общественного деятеля или политика. Однако, мне не нравилось, что по это статье мне могут вменять что угодно: и организацию, и проведение мероприятия, и беспорядки, и нарушение не пойми каких ковидных норм — а я ведь ничего из этого абсолютно не нарушал, поэтому, ну как можно согласиться с таким обвинением? А если они в следующий раз меня в чём похлеще обвинят и перед фактом поставят? Презумпция невиновности ведь не работает в таких делах. Всё делопроизводство пустое — нет ни одного материала, свидетельствующего о моей вине, но я по умолчанию виновен. И это я должен доказать свою невиновность. Никто даже не делает вид, что намеревается доказывать мою вину. Она ведь просто по умолчанию есть. И при этом абсолютно не важно: участвовал ли я в акции или проходил мимо, шел с шествием мирно или устраивал беспорядки, был в маске или нет, оказывал сопротивление при задержании или нет, — по умолчанию все виновны по статье 20.2.2 КоАП и точка. Вы ничего не докажете. Но я всё же попытался, выпушу статью о суде уже в ином формате вскоре.

Это печально, друзья. На дворе 2021, мы с вами попали в политическое зазеркалье — такое может случиться с каждым из нас, с нашими знакомыми, друзьями и родственниками. Не оставайтесь в стороне. Поддерживайте друг друга. И отстаивайте свои права. Они ещё есть. И они ещё чего-то стоят. Минимум десять тысяч рублей, но скорее всего двадцать, хотя может быть и больше, однако, можно и сесть до пятнадцати суток.

212

10 comments